Запомни меня навсегда - Страница 49

Такие моменты возникают неизбежно, привязывают твои щиколотки к стулу, заставляют пульс бешено биться. И как я мог проговориться?

Пит хмурится:

– Светло-серые? Как же, помню-помню, «гаснущий свет» – дорогущая краска от «Фэрроу энд Болл». Н-да, вкусы у меня тогда были не по средствам, зато с претензией на эстетство. – Он задумался. – Зак, разве ты был в нашей квартире в Эдинбурге? По-моему, во время того ремонта мы и знакомы-то не были.

– Должно быть, ты сам мне о нем рассказал, дружище.

– Пит становится страшным занудой, когда речь заходит о его любимых цветах, – пояснила Нелл для Лиззи. – В нем говорит художник-оформитель.

– Нелл, это вовсе не выпендреж! Для меня очень важно качество краски и ее кроющая способность.

Кажется, пронесло. Как и с моим неофициальным визитом в их квартиру в Лейте. Меня интересовала их соседка. Как там ее звали? Марго? На Нелл с Питом я тогда почти не обращал внимания. Мне запомнилось чувство силы, которое я испытал, проникнув в чужой дом. Послюнив палец, попробовал крошки с кухонного стола, зарылся лицом в смятое постельное белье, изучил противозачаточный колпачок Нелл, лежавший в ящике. Банки с краской стояли прямо в недокрашенном холле. Мазнул по дверному косяку, чтобы оценить цвет, и смотрел, как капли падают на пол.

Такое же чувство испытываешь, прыгая солдатиком в пролив Солент. В крови кипит адреналин, напор воздуха бьет в грудь, ударяешься о воду и выныриваешь на поверхность. Ни с чем не сравнится! Вся прелесть в риске. Подводные камни, нежданные мели – чуть не рассчитаешь, и можно шею сломать.

Глава 12

Лиззи

Во время ночной грозы сад сильно пострадал. Утром пятницы стою и смотрю на усыпанную ветками и мусором лужайку. Яблоню позади навеса крепко потрепало, ветви свисают до земли, будто сломанные руки. Надо бы привести все в порядок. Еще год назад я сразу бы кинулась заниматься садом, но я изменилась и теперь просто отворачиваюсь от окна, решив оставить все как есть.

Последние три дня каникул коротаю в одиночестве. Если ты вдова, то по выходным становится особенно тяжело. Обычно люди проводят их со своей семьей и близкими. Я стараюсь никому не навязываться. Утром в субботу сижу за кухонным столом и размышляю, насколько все было бы иначе, заведи мы с Заком ребенка.

Навещаю маму, присматриваю за детишками Пегги. Покупаю в супермаркете еду, заставляю себя поесть. Обычная рутина. Вот только теперь я постоянно гадаю, где искать Зака и как выманить его наружу. Субботним утром я слоняюсь по холлу, распахнув входную дверь, и громко разговариваю по телефону с корнуоллскими агентами по недвижимости. Мне говорят, что дела на рынке идут вяло. Не могу ли я подождать до весны?

Я подхожу к порогу.

– Вряд ли, – отвечаю я. – Хочу поскорее продать домик в Галлзе. Может, с аукциона? Цена особого значения не имеет.

Также вызываю местного риелтора, чтобы оценить мамин дом. В свое время мне пришлось заложить его для оплаты ее пребывания в «Буках». Средства понемногу исчерпываются. Пегги и так дала мне достаточно времени, пора решать этот вопрос.

Стою снаружи рядом со свежевыбритым агентом в костюме, обсуждаю метраж дома и размеры участка. Он фотографирует мобильным телефоном.

– А покупать будете? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я. – Собираюсь снимать. Причем недолго. Пока не перееду куда-нибудь еще.

Вечером аккуратно накладываю румяна, крашу губы и достаю любимые вещи Зака: джинсы в обтяжку и атласный топ, который я зашила тонкой ниткой. Вспоминаю тот день, когда я их надела впервые – полгода со дня свадьбы. Мы ужинали в ресторане высоко над рекой, на южном берегу Темзы, огни Лондона мерцали у нас под ногами. Мы смеялись над пафосным меню – еда выложена слоями, ингредиентов указано чересчур много (свежий лук порей, белый соус), а их там и не разглядишь (крошечный кусочек, капелька). Муж заказал шампанское. В такси по дороге домой я положила голову ему на плечо и чувствовала в волосах его дыхание. Я была счастлива как никогда!

Теперь я стою в спальне на цыпочках и смотрю в окно на изуродованный стихией сад.

Пытаюсь ни о чем особо не задумываться, тело само знает, что ему делать. Не ощущаю его присутствия, в голове ни единой мысли. Просто стою и жду часы напролет. Иногда накатывает слабость и чувство самосохранения. Хочется стиснуть руки, сжаться в комок, спрятаться. А иногда хочется сломать стену, вырваться наружу, раскинуть руки и закричать в небо.

Я боюсь того, что может случиться, и в то же время расстраиваюсь, что ничего не происходит.

Непонятно, то ли он хочет меня любить, то ли убить.

В воскресенье вывожу пса на прогулку, потом иду через лабиринт улочек к парку, что находится чуть южнее. Оба зеленых массива сильно пострадали от бури, по некоторым дорожкам не пройти. Славная пешая прогулка длиной пять миль. Домой приходим промокшие насквозь, с сырыми ногами. Говард сворачивается калачиком в своей корзинке, я сажусь за кухонный стол. В комнате не прибрано. Возле раковины стопка газет. На полу стоит открытая шкатулка для шитья. И молоко в холодильник убрать забыла.

Проверяю мобильник.

Онни не звонила.

Достаю из-под кровати свой ноутбук, выхожу в сеть. На «Фейсбуке» ищу Онни Мерфи. На фото она выглядит как типичная девочка-подросток: губы надуты, волосы растрепаны и падают на глаза. Ее настройки конфиденциальности не позволяют мне посмотреть ни хронику, ни список друзей. Сжимаю пальцы. Пожалуй, не стоит ее обнадеживать. Онни не место в моей жизни. Вряд ли Ханна имеет какое-то отношение к Заку, но я хочу знать наверняка. Нажимаю «добавить в друзья».