Запомни меня навсегда - Страница 88

– Надеюсь, она не обидит вашу собаку, – наконец говорит Виктория.

Отворачиваюсь, чтобы она не видела выражения моего лица.

Проезжаем еще несколько миль.

– Как вы узнали про Зака и Онни? – спрашиваю я. – И когда это случилось?

– За день до аварии. Застала их вместе.

– В Корнуолле?

– Да. – Виктория хмурится, сосредоточенно обгоняет автобус с туристами. – Сцена была пренеприятная, однако по причине гибели Зака мы постарались обо всем забыть. Узнав об аварии, Онни чуть с ума не сошла. Я пыталась от нее скрыть. – Она вздыхает. – Не получилось.

– Ваш муж знает?

– Нет, – коротко отвечает Виктория. Потом неожиданно добавляет: – Это единственное, в чем я преуспела. Поэтому и в Швейцарию ее отправила, чтобы она не проболталась Алану. Не перестаю удивляться, как много супруги скрывают друг от друга. По идее, они должны всем делиться. На деле выходит иначе: девять из десяти непременно что-то скрывают. Даже если это просто мысли, желания, надежды. Живешь в одном доме, спишь на одной кровати и совершенно не знаешь того, кто находится с тобой рядом.

За окном мелькает дорожная разметка. Через минуту Виктория мрачно добавляет:

– Не зря вы не стали заводить детей. Они только жизнь портят.

– Вы ведь не всерьез!

– Кто знает. – Она невесело улыбается.

– Я хотела ребенка, – говорю я, – а Зак нет.

– Вот как.

Мы обе молчим. Я продолжаю смотреть в окно. Наконец говорю:

– Ханна. Некто по имени Ханна оставила Заку цветы.

Сначала я решаю, что Виктория меня не услышала, и тут она говорит:

– У каждого есть своя Ханна.

В Эксетере мы съезжаем с магистрали на шоссе А-30. Уже за полдень, солнце стоит низко. Собираются тучи, на фоне светло-голубого неба темнеют серые полосы. Вдоль дороги тянутся багряные скалы, возле которых Зак не останавливался и не рисовал их, возле которых он не оставлял машину и не ходил в Косдон, где древние развалины похожи или не похожи на безымянные могилы, он не ждал здесь, когда погаснет свет.

Виктория не пользуется короткой дорогой, по которой ездили мы с Заком и про которую, как я думала, он забыл в ту ночь. Она держится основной трассы. Мы проносимся мимо поворота.

Во мне нарастают злость, паника и горечь. Я пыталась не давать им волю, но чем ближе мы к месту аварии, тем больше я нервничаю. Ерзаю на сиденье.

– В чем дело? – спрашивает Виктория.

Я не отвечаю. Вдали что-то виднеется, и я кричу:

– Остановитесь! Скорей к обочине!

– Черт! Что там? Что там?

Машина с визгом тормозит на полосе временной стоянки, останавливается под углом, задний бампер заходит за линию разметки. Нам яростно сигналят. Позади стоит мой серый «Ниссан», припаркованный перпендикулярно дороге.

Не успевает она и слова сказать, как я выскакиваю наружу и бегу по щебенке к своей машине. Пусто. Ни Онни, ни собаки. Виктория судорожно пытается надеть обувь. Ее волосы треплет ветер. Верхние пуговицы на блузке расстегнулись, она надулась пузырем. Я кричу, перекрывая гул транспорта, и указываю на другую сторону дороги – на место аварии Зака. Прямо перед поворотом застыла девушка с собакой на поводке. Длинные волосы, синий всполох. Пес упирается, она тащит его за собой.

Нам нужно на другую сторону, но движение в обоих направлениях слишком интенсивное. Машины едут и едут. Тусклое зимнее солнце сверкает на лобовых стеклах. Дождавшись разрыва в потоке машин, хватаю Викторию за руку и добегаю до середины дороги. Над головой вибрируют провода линии электропередачи. Снова жду, пока расстояние между автомобилями хоть немного увеличится. Приближается свет фар. Делаю знак Виктории и опять бегу.

До Онни около ста футов. Не знаю, видела она нас или нет. Она идет не оборачиваясь.

– Онни! – зовет Виктория.

Девчушка бросает взгляд через плечо, бросает что-то в ответ и отворачивается.

Расстояние между шоссе и придорожными кустами совсем небольшое. Мы бросаемся ей вслед. Онни начинает бегать, судорожно дергая поводок. Завидев меня, Говард тянет ее в другую сторону. Виктория тоже бежит и кричит. На асфальте черные следы горелой резины. Ветки кустов бьют меня по лицу, они гораздо более упругие, чем в мой прошлый приезд сюда. Мы нагоняем, Онни оборачивается и вопит:

– Не подходите! Даже не смейте!

Она держит Говарда за ошейник, пес пытается вывернуться.

Мы с Викторией останавливаемся, Онни смотрит только на меня. Она вся в слезах, на лице потеки черной туши, губы обветрились.

– Вы его убили! Это вы виноваты в его смерти! Вы делали вид, что любите, а сами предали. Он погиб из-за вас!

– Нет, – отвечаю я. – Это неправда.

– Правда! Вы решили его бросить. Вы разбили ему сердце! Вы мне лгали, делали вид, что горюете. Мне даже стало вас жалко. И стыдно. А теперь идите вы к черту!

Она коленом выпихивает Говарда на дорогу. Приближается машина, огибает их и яростно сигналит. Виктория делает шаг вперед.

– Даже не подходи ко мне! Ты мне тоже лгала, мама. Все вы лжецы! Из-за тебя я считала себя плохой. И ни на что не способной. Почему ты мне не рассказала? Как ты вообще могла такое допустить?

Виктория всхлипывает:

– Все было не так! Мы с тобой поговорим, и я все объясню.

– Слишком поздно! – кричит Онни. – Ненавижу тебя! И себя!

Она отворачивается и делает шаг к повороту, все еще таща за собой Говарда. Она снова кричит через плечо:

– Лиззи, вы его убили! Единственный человек, которого я любила, мертв!

Она задыхается от слез. Мы почти на месте аварии. Дерево уже близко. Оно загораживает солнце, бросает на дорогу тени. Онни снова останавливается. Мимо проносится контейнеровоз, громко сигналит. Она боком движется к шоссе. Нагибается, поднимает Говарда. Он вырывается, царапает ей руки.