Запомни меня навсегда - Страница 56

Выговорившись, Онни глубоко вздыхает и массирует указательным пальцем точку между бровями – будто маленький ребенок, который пытается стереть грязь.

– Они очень занятые люди, – говорю я. – Работа и все такое. Однако это вовсе не значит, что они тобой не гордятся.

Онни закатывает глаза.

– Они считают, что я тупая! У меня дислексия, поэтому я вечно проваливаю экзамены. Зато на водительские права сдала с первого раза – и теорию, и практику! Я не дура.

– Еще тебя взяли на стажировку!

Она складывает руки и смотрит на меня умоляюще.

– Можно мне остаться? Хотя бы сегодня? Пожалуйста!

Отламываю кусочек хлеба, кладу сыр. Ем. Сегодня я разрешу ей остаться, по-другому вряд ли выйдет. Уже поздно, идет дождь, и я не узнала ничего про Ханну. Онни выглядит жалкой и не приспособленной к жизни, она то наскакивает, то заискивает. Я не смогу оттолкнуть ее так же, как и все остальные.

– Сегодня оставайся, – говорю я.

Я думала, что она подпрыгнет или крикнет ура – выразит как-нибудь свою радость. Вместо этого она продолжает пристально меня разглядывать.

– Ладно, – кивает она. – Хорошо.

Для приличия выдерживаю паузу.

– Ты связалась с Ханной? – спрашиваю я. – Она сможет поговорить со мной?

Онни отводит взгляд.

– Нет еще. Попозже. Найду ее номер и спрошу. Завтра подойдет?

Я разглядываю ее не менее тщательно, чем она меня.

– Откуда она знает Зака?

Онни потягивается:

– По Корнуоллу.

– А где с ней познакомилась ты?

– Жили по соседству.

– Они дружили? Она твоя ровесница или старше?

– Примерно моих лет.

Выдавливаю улыбку:

– Больше ничего не расскажешь?

Она медленно закрывает, потом открывает глаза. Думаю о сердце на записке Ханны, о том, что у нее была с Заком интрижка. Онни поочередно хрустит пальцами на обеих руках.

– Извини, если смутила тебя расспросами, – говорю я.

– Вы были верны Заку? – тихо спрашивает она.

Внутри все сжимается и переворачивается.

– Да. Конечно!

– Потому что вы его любили?

– Да. – Она таким образом пытается сказать мне, что он меня не любил?

Она склоняет голову и произносит:

– Так что за мужчина был с вами сегодня?

Я смотрю на нее недоуменно:

– Какой мужчина?

– Тот, с которым вы шли по парку. Я вас видела!

Я смеюсь:

– Это мой коллега. После работы мы все пошли в паб.

– Значит, он не ваш новый бойфренд?

– Сэм Уэлхем? Нет, конечно! Всего лишь проводил меня до дома. Он живет за углом…

Встаю, убираю тарелки и чашки, выплескиваю остывший чай в раковину. Руки слегка дрожат – намеки про Ханну и расспросы про Сэма несколько выбили меня из колеи. Проливаю чай на пол.

Онни встает, открывает ящик, в котором лежит рулон кухонных полотенец. Отрывает два куска, кладет руки мне на плечи, отодвигает меня в сторону. Наклоняется, вытирает лужицу и сует полотенца обратно в шкафчик.

– Ему не понравилось бы, что вы встречаетесь с другими мужчинами.

– Он бы хотел, чтобы я была счастлива!

Онни открывает бачок, бросает в него мокрое полотенце. Мусора много, она вынимает полный мешок и завязывает. Ставит его возле задней двери, потом открывает ящик, в котором лежат чистые мешки (как у нее ловко все стало получаться и как быстро она освоилась в чужом доме), достает один и вставляет в бак. Лицо скрыто упавшими волосами. Отбросив их, Онни плотно сжимает губы.

– Он не хочет, чтобы вы были счастливы. Только не без него! Вы же его знаете.

Зак

Май 2011

Я в Корнуолле. Лиззи обещала приехать ко мне в пятницу. Она сказала: «Одиночество пойдет тебе на пользу». Что она имела в виду? Ее слова не идут у меня из головы. Одиночество? Или она имела в виду, что побыть без меня – только на пользу ей? Размышляю над ее фразой и так и эдак, все пытаюсь понять.

Вечно она твердит, что Галлз – идеальное для меня место, как здорово, что у меня есть где писать и где никто мне не мешает. Какая ирония! Наконец-то я нашел женщину, которую не прочь привезти туда, а она ехать не хочет.

Погода теплая. Над морем висит дымка. Пишу в гараже, заперев дверь и опустив горизонтальные жалюзи. Внутрь проникали полосы света, поэтому я купил в деревне липкую ленту и залепил щели. Закончил пять небольших картин. Абстракции. Голубая фталоцианиновая. Печная сажа. Цинковые белила. «Это же серия! – воскликнула Лиззи, когда я позвонил. – Ты должен продать их вместе».

Кулон познакомил меня со старым школьным приятелем, Джоном Харви, у которого арт-галерея в Бристоле. Взял мою визитку. В сентябре он устраивает большую выставку под названием «Свет на воде» и по пути заехал взглянуть на картины. Раскурили косячок, и он заявил, что если мне «не особо увлекаться темными тонами и добавить цвета», то он будет «серьезно заинтересован» в моих работах. «Более чем», – сказал он. То ли не следит за речью, то ли и впрямь говорит серьезно.

По вечерам я спускаюсь в «Голубую лагуну». Кулон ездил отдыхать в Камбоджу, привез целый чемодан рецептурных колес. «Аптеки там – что твои кондитерские». Выиграл у него в покер несколько таблеток оксикодона, который он выменял на диазепам. У него появился выход на адерал – у каких-то американских студентов в Ньюки. Вот бы здорово! На адерале я могу работать ночь напролет! Сказал, что с нашей прошлой встречи я стал куда спокойнее. «Семейная жизнь пошла тебе на пользу».

Вчера нетвердой походкой к нашему столику подошла какая-то девица и уселась без приглашения. Сказала: «Я тебя знаю», и я долго вспоминал, откуда мы знакомы. Онни – дочь Виктории и Мерфи, та бедолага с пляжа. За последний год она здорово изменилась. Тогда она была вся в прыщах и в печали. Сейчас ярко красит глаза, на голове модные дреды. Выглядит лет на двадцать пять, хотя вряд ли ей больше шестнадцати. Мне стало ее жаль. Сказала, что ее выгнали из Бедейлс за сетевое хулиганство и распитие спиртного, а мамочка и папочка с позором услали ее в Корнуолл. Двуличные твари! Мог бы я рассказать ей пару историй про эту Аппетитную Тори, как называли ее парни из яхт-клуба, и что бывало с ней от пары бокалов шампанского. Бедная телочка! Представляю, каково ей живется взаперти с гувернанткой-иностранкой в качестве тюремного надзирателя – неудивительно, что она прикладывается к бутылке не по-детски.