Запомни меня навсегда - Страница 46

– Поешь – станет лучше.

– Я не голодная.

– Как хочешь.

Ставлю на стол тарелки. Спагетти под соусом карбонара – новое добавление к моему довольно скромному кулинарному репертуару. Зак ни за что не одобрил бы соседства ветчины и сливок в одном блюде.

Мы приступаем к еде. Немного погодя я говорю:

– Послушай, мне жаль, если я тебя расстроила. Ты отлично убралась на кухне. Прости за резкость, но твои слова про Зака завели меня… Ты сказала, что видела его, и я решила, что это было сегодня!..

Я смеюсь, признавая собственную глупость, при этом внимательно смотрю на нее.

Она поднимает голову.

– В смысле – его привидение?

– Может быть.

У меня щемит в груди. Она его не видела. Она даже не дрогнула. Не поняла, на что я намекаю.

Онни смотрит на меня и напряженно размышляет.

– Не следовало называть вас неряхой, – наконец говорит она. – Может, Зак использовал другое слово. Может, он сказал «неаккуратная».

Я улыбаюсь:

– Это куда лучше.

Она отводит взгляд, накручивает спагетти на вилку. И не улыбается мне в ответ.

– Забыли, – говорю я. – Прости, что веду себя как назойливая зануда, и все же не могла бы ты объяснить, как вышло, что Зак просил тебя убраться на кухне?

– Он не просил.

– Ты же сама так сказала!

Она смотрит исподлобья, глаза словно подернуты пеленой.

– Это было давным-давно.

– Здесь или в Галлзе?

Она смотрит на меня, потом быстро отводит взгляд.

– Наверно, в Галлзе.

– Ясно, – вздыхаю я.

Теперь все более или менее понятно. Он готовил ее к экзаменам, может быть, она приходила к нему, он был на меня зол (как-то раз я опоздала на электричку) и пожаловался ей на беспорядок в доме. Нашел что сказать ребенку шестнадцати лет! Зак владел собой далеко не всегда.

– Вы часто общались? – спрашиваю я. – В смысле, сколько занятий у вас было?

Она пожимает плечами:

– Три или четыре. Пятерку на экзамене я так и не получила.

– Насколько тебе пригодились эти занятия?

– Он сказал, что у меня есть художественное чутье и я должна ему доверять.

Я киваю:

– Он был скуп на похвалу, так что можешь считать это комплиментом.

– Так я и делаю. – Она отодвигает почти нетронутую еду в сторону.

Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что Онни явно сдерживает свои эмоции. Между нами есть некая связь, нас объединяет чувство утраты. Ей было важно мнение Зака. Она понимала, насколько он талантлив. Пожалуй, это и все. Однако сперва следует кое в чем убедиться:

– Он занимался с тобой в Сэнд-Мартине или в Галлзе?

– В Галлзе, – отвечает она, не задумываясь.

– Просто… когда я была у вас в гостях в прошлое воскресенье, я видела возле вешалки охотничьи сапоги Зака. Никак не могу понять, откуда они там взялись.

На ее щеках расцветает слабый румянец. Онни надувает губы, округляет глаза и всем видом выражает недоумение:

– С чего вы взяли, что это его сапоги?

– Один сапог заклеен. Я сама его чинила. Не знаешь, откуда они у вас?

– Нет.

– А когда я встретила тебя утром в Галлзе, ты просто вышла прогуляться?

– Ага.

– А сегодня ты пришла ко мне, потому что…

– Мне было негде остановиться.

– Ясно.

Отодвигаю тарелку, кладу локти на стол, подпираю подбородок. Сплошные загадки и глупые отговорки. Я была права. Она здесь, чтобы меня отвлечь. Расспрашивать ее бесполезно.

– Столько вопросов, – непринужденно замечаю я, – и за такое короткое время.

Она смеется.

– Ты, случайно, не знаешь некую Ханну? Вроде она живет в Корнуолле, – как бы между прочим говорю я.

– Ханну?

– Еще одна загадка, которую я пытаюсь разгадать. На обочине дороги, где разбился Зак, кто-то оставил цветы. Лилии. И записку от некой Ханны.

Онни таращится на меня, потом быстро встает и наливает себе стакан воды из-под крана. Выпивает залпом, оборачивается и говорит таким вежливым тоном, будто специально репетировала:

– Будет ли вам удобно, если я приеду на следующей неделе, как мы и договаривались?

Выбрасываю остатки еды, не глядя на нее.

– Онни! Вряд ли это хорошая идея. Момент сейчас крайне для меня неподходящий. Извини, придется тебе отказать.

– Вы же говорили, что я могу остановиться у вас!

– Не припоминаю такого.

Она отступает, чтобы я могла подойти к раковине. Двигается она немного странно, будто нехотя. Плюхается на стул и заявляет:

– А если я знаю, кто такая Ханна?

– Ты с ней знакома?

– Может быть.

Я тоже присаживаюсь.

– Знаешь или нет?

– Да. Нет. Знаю. Просто мы давно не виделись.

– Она твоя подруга?

– Не совсем. Зря я вообще про нее сказала.

– Бога ради, Онни! Говори!

Я повышаю голос. Она встает.

– Сперва мне нужно кое-что выяснить.

– Хотя бы скажи, кто она такая!

В дверь звонят. Я смотрю на Онни, она отводит взгляд. В дверь снова звонят.

На крыльце стоит Виктория Мерфи в черной куртке и джинсах, на локте висит большая черная кожаная сумка.

– Понятия не имею, что на нее нашло! – заявляет она таким тоном, будто это я во всем виновата.

– Простите, – бормочу я, – мне не следовало… – Понятия не имею, чего мне не следовало делать! – Извините.

– Она здесь? – устало спрашивает Виктория.

Заглядывает через мое плечо в дом. Ее волосы собраны в конский хвост, она поправляет его обеими руками. Щека подергивается – нервный тик. Женщина напряжена, как теннисистка перед подачей. На ней кроссовки на высокой платформе – такое чувство, будто она стоит на цыпочках и вот-вот оторвется от земли.

По тротуару ветер гонит крышку от мусорного бака. На крыльцо падают капли дождя.